Правда, с распадом Советского Союза “прекрасные порывы” в сфере искусства постепенно утратили свою актуальность, а с ними как будто утратило актуальность и творчество Голованова. Однако сейчас, кажется, в отношении Николая Семеновича лед тронулся. <...>   Записи дирижера в последние несколько лет стали активно выходить в России и на Западе, его оркестровые и духовные сочинения исполняются крупными отечественными музыкантами, его творчеству посвящают дипломы и диссертации.
<...>
Факты из жизни Голованова трудно стыкуются друг с другом и порождают множество вопросов, ответы на которые еще ждут своего часа. А пока, накануне 120-летия со дня рождения Николая Семеновича, я решила поговорить о нем с известными музыкальными деятелями и специалистами – выражаясь научным языком, выяснить место и значение Голованова в сегодняшнем культурном пространстве, а заодно и нащупать путь к ответам хотя бы на некоторые из поставленных здесь вопросов.
Беседа получилась виртуальной. Дирижеры Валерий Гергиев и Владимир Федосеев, композитор Глеб Седельников, актриса Людмила Максакова (дочь певицы Марии Максаковой, чрезвычайно ценимой Н.Головановым) и исследователь музыкальной культуры сталинской эпохи Екатерина Власова, конечно же, в реальности не говорили друг с другом о Голованове…
– Как воспринимаются сегодня записи Голованова? Не кажутся ли они архаичными?
В.Гергиев: Ничуть! Я считаю, что сегодня слушать Голованова интереснее, чем многих известных дирижеров с мировыми именами. Эта головановская мощь, удаль, живописная сочность… Кого-то его интерпретации раздражают, но, на мой взгляд, почерпнуть в них можно гораздо больше, чем в современных записях, сделанных гигантами звукозаписывающей индустрии. Из моря записей, сделанных за последние пятьдесят лет, восемьдесят процентов не представляют по-настоящему никакой ценности. Я думаю, что среди них есть и моя продукция…
В.Федосеев: Мне кажется, Голованов относится к разряду тех дирижеров, которых надо не только слышать, но и видеть: на концертах он буквально поглощал слушателей, убеждал их полностью! А мы сейчас слышим его только на пластинках и потому многое теряем. Да и качество записей оставляет желать лучшего…
<...>
В.Гергиев: У человека целый мир в голове: он берет небольшую пьесу и делает из нее Девятую симфонию Бетховена! А другой берет Девятую симфонию – и она звучит, как комариный писк…
– Не секрет, что на репетициях Голованов вел себя с оркестрантами достаточно жестко. “Тоже мне, лауреаты! Играть не умеете! Студенты консерватории играют лучше вас!” – такого рода фразы, по воспоминаниям очевидцев, вырывались у него сплошь и рядом.
В.Гергиев: По сравнению с нашим временем, то, что вы назвали “головановской жесткостью”, может показаться милейшей формой общения руководителя и его подчиненных…
<...>
Г.Седельников: Все правильно, была дисциплина. Но, кроме дисциплины, существует добровольная отдача музыкантов. Голованов не командовал в прямом смысле слова – просто харизма у него такая: когда встречаешься с таким человеком, ему доверяешь. Вот он делает какой-то непривычный темп, а тебе кажется – так и надо! Он замедляет там, где никто не замедляет, – так и надо! Ему даже уговаривать никого не приходится: он верит в то, что делает, и эта вера передается другим.
В.Федосеев: Певцы боялись его. Но не тряслись перед ним, а именно уважали. Потому что Голованов знал, что певец может, а что не может. Ведь сейчас вокалист, по сути, брошен: дар есть – пой, что хочешь! Допустим, тенору до тридцати лет опасно петь партию Отелло, но разве на это кто-нибудь смотрит? И человек быстро выходит в тираж, теряет голос. Не берегут сегодня певцов… А он их любил. Он был настоящий фанат оперного дела!
<...>
-До сих пор остается не совсем понятным отношение Сталина к Голованову. С одной стороны, бытует устойчивое мнение, что дирижер был чуть ли не любимцем Сталина, с другой стороны, по воспоминаниям приближенных вождя, Иосиф Виссарионович весьма нелицеприятно отзывался о Голованове, недолюбливал его за жесткий, властный характер.
<...>
В.Федосеев: Голованов действительно шел наперекор каким-то влияниям, поступал так, как считал нужным. Например, в 30-е годы, при негласном запрете музыки Рахманинова, открыто пропагандировал этого композитора. Его много в чем обвиняли, несколько раз увольняли из Большого театра, но снова возвращали! Потому что люди-то были умные: понимали, что без такого руководителя театр пропадет.
В.Гергиев: Я знаю не на словах, а на деле, как трудно руководить огромным театром мирового значения. И я могу только снять шляпу перед Головановым: те годы, что он руководил Большим театром, стали поистине взлетными, золотыми для этого коллектива.
В.Федосеев: И ведь Голованов никогда не опускал руки. Ну, уволили его из Большого театра – не катастрофа! Он стал руководить оркестром радио и сделал с ним множество выдающихся записей.
<...>
– Тем более что в советский период Голованов оставался весьма религиозным человеком и не скрывал этого…
В. Федосеев: Действительно, он был очень религиозным человеком. Я получил колоссальный дар из рук его сестры: маленькую деревянную икону, которую Голованов никогда не вынимал из своего фрака и всегда с ней дирижировал.
Л.Максакова: Когда я совсем маленькой бывала в квартире Николая Семеновича, его жилище казалось мне каким-то сосредоточенным, темным, потому что там было мало света, всюду висели иконы и горели лампады…
<...>
В.Федосеев: Когда война началась, Голованов не захотел уезжать: остался в Москве и с оркестром радио устраивал концерты по заявкам солдат, эти концерты транслировались прямо на фронт. А солдаты почему-то часто просили сыграть “Ромео и Джульетту” Чайковского…
Г.Седельников: Лучшие записи Голованова – послевоенные. Они все словно напоены победой, чувствуется, что это дирижер-победитель!
Е.Власова: Голованов – это стиль большого времени, больших страстей. И он пытался соответствовать этим страстям, он и в поступках был большим. Николай Семенович умел бросить вызов времени – этот вызов состоял в том, чтобы, несмотря ни на что, уметь оставаться самим собой. И он ушел со своим временем – в 1953 году.
В.Федосеев: Он был великолепно образован, при этом строг: на дух не переносил плохую работу. Его очень не хватает сегодня…
В.Гергиев: Именно Голованов дал могучему организму Большого театра засверкать всеми красками. А может быть, театр и не знал, что эти краски в нем существуют, это Николай Семенович их вытаскивал! Так что в нашем деле Голованов, как выясняется, незаменим.
Татьяна Слюсаренко

Газета «Культура»
Полную версию см. Газета «Культура»